Война с Ганнибалом тянулась годами. Карфаген не направлял ему подкрепления, достаточного, чтобы резко повернуть ее ход, поэтому римляне, с их более многочисленной и лучше вооруженной армией, вновь и вновь оправлялись от своих поражений. Однако Ганнибал заслужил репутацию устрашающего и непредсказуемого противника. Несмотря на численное превосходство, римляне были настолько запуганы Ганнибалом, что старались избегать столкновений с ним, как чумы.

ТОЛКОВАНИЕ

Ганнибала можно с полным основанием назвать виртуозом неординарных решений в военном деле. Атакуя римлян на их же территории, он при этом не собирался захватывать Рим, он понимал, что такая задача недостижима. Крепостные стены были высоки и надежны, жители Рима едины в своей ненависти к нему, а у него было недостаточно сил. Ганнибал преследовал другую цель: он постоянно держал Рим в напряжении, совершал опустошительные набеги на Апеннинский полуостров, подрывал связи Рима с соседними городами-государствами. Рим, постоянно ослабляемый на собственной территории, был вынужден оставить Карфаген в покое и поумерить свои имперские аппетиты.

Чтобы сеять ужас и хаос, имея немногочисленную армию, которую ему удалось провести через Альпы, Ганнибалу приходилось заботиться о том, чтобы каждый его шаг был неожиданным. Талантливый психолог, намного опережавший свое время, он понимал, что враг, застигнутый врасплох, теряет и дисциплину, и уверенность. (Хаос и неразбериха оказываются вдвойне разрушительными, когда с ними приходится столкнуться людям, привыкшим к порядку и дисциплинированным, какими и были римляне.) А неожиданность по самой своей природе не может быть автоматической, не может повторяться, превращаться в рутину. Внезапность требует постоянного творчества, переделок, новаторства и, если хотите, озорства.

Так, Ганнибал всегда выбирал пути, в глазах Рима наиболее неожиданные и непредсказуемые, — например, дорогу через Альпы, которая казалась непроходимой для армии и потому не охранялась. Со временем римляне поняли эту игру и стали ожидать от него, что он пойдет неожиданным путем; в этой ситуации неожиданным, наоборот, становилось оче- видное — например, пройти там, где уже ходил, как в случае с Аллифой. В сражениях Ганнибал пользовался тем, что внимание неприятеля приковано к лобовому столкновению — общепринятый тип ведения военных действий в ту эпоху, — и вдруг делал что-то неожиданно, скажем, выпускал на пехоту боевых слонов или наносил удар с тыла, предварительно скрыв там несколько отрядов. Совершая набеги на римские имения в провинции, он намеренно обходил стороной собственность Фабия: ему удалось заставить римлян поверить, что он находится с Фабием в сговоре. Таким образом он принудил взбешенного диктатора начать действовать — весьма нетрадиционное применение политических и невоенных средств на войне. При Аллифе Ганнибал прибег к очередной хитрости: он приказал привязать к рогам быков связки лучины. Когда ночью лучину подожгли и быков отпустили, испуганные животные с громким мычанием разбежались по склонам — на римских караульных это произвело неизгладимое впечатление, ведь они в буквальном смысле находились во мраке, не в силах понять, что происходит.

При Каннах, зная, что римляне ждут подвоха, Ганнибал обескуражил их, выйдя на поле боя при дневном свете и построив войско в самом обычном, типичном для того времени порядке. Римские легионы уже были распалены жаждой отомстить; он позволил им беспрепятственно двигаться вперед, сокрушая слабый — намеренно ослабленный — центр. А когда они пробились вперед, то были окружены — молниеносным движением фланги, как клещи, сомкнулись за их спинами. Ганнибал поражал своей изобретательностью, выдумывая все новые и новые гениальные маневры и военные хитрости, каждая из которых прорастала из предыдущих, в постоянной смене банального и невероятного, невидимого и очевидного.

Применяя метод Ганнибала к современной жизни, можно добиться удивительных успехов. Изучая психологию соперников, их образ мыслей, вы можете понять, каких действий от вас меньше всего ожидают. Там, где вероятность вашего появления минимальна, вам окажут наименьшее сопротивление — люди не могут защищаться против того, о чем они даже не догадываются. Если сопротивление у вас на пути будет невелико, вы будете продвигаться с такой скоростью, что о вашей силе вскоре пойдет слава, — маленькая армия Ганнибала казалась римлянам более многочисленной и могучей, чем на самом деле. Когда окружающие привыкнут, что от вас нужно ждать чего-то необычного, ошеломите их чем-то обычным, заурядным. Закрепите за собой репутацию человека особого, непредсказуемого, и вашим соперникам придется постоянно быть настороже: ожидать подвоха еще не значит понимать, каким именно будет следующий подвох. Довольно скоро соперники будут вежливо сторониться, уступая дорогу вашей репутации.

2. В 1962 году Сонни Листон стал чемпионом мира по боксу в тяжелом весе, нанеся поражение Флойду Паттерсону. Вскоре после этого ему случилось увидеть бой, в котором новичок по имени Кассиус Клей решительно побил ветерана ринга Арчи Мура. После боя Листон прошел к Клею в раздевалку. Он обнял парня за плечи — двадцатилетний Клей был на десять лет моложе Листона — и сказал: «Береги себя, малыш. Ты можешь мне понадобиться. Но я тебя побью, как папочка». Листон был самым мощным, самым крутым боксером в мире — для тех, кто разбирался в спорте, он казался непобедимым. Но в Клее он разглядел характер, увидел, что этому парню может хватить куражу побить его в будущем. Поэтому лучше нагнать на него страху сейчас.

Испугать не получилось: как и предположил Листон, Клей довольно скоро заявил о том, что хочет побороться за чемпионское звание, заявив, что побьет действующего чемпиона в восьмом раунде. По радио и в телевизионных шоу он отпускал язвительные замечания в адрес Листона, заявляя, что тот должен его бояться. Чемпион пытался игнорировать выскочку, не обращать внимания на насмешки. Он заявил, что, если этот бой состоится, он, Листон, будет осужден за убийство. Красавчик Клей казался ему слишком изнеженным, чтобы претендовать на роль чемпиона в тяжелом весе.

Время шло, и выходки Клея будоражили публику, которой уже не терпелось посмотреть матч: большинство хотело увидеть, как Листон разнесет Клея в пух и прах, заставив его прикусить язык. В конце 1963 года оба встретились для подписания документов об участии в матче за звание чемпиона, который должен был состояться в Майами-Бич в феврале наступающего года. После встречи Клей заявил репортерам: «Я не боюсь Листона. Он староват. Я преподам ему несколько уроков, поучу разговаривать и боксировать. Ему нужно поучиться падать». Теперь, когда день боя приближался, разглагольствования Клея казались еще более едкими и оскорбительными.

Большинство спортивных журналистов, освещавших в прессе предстоящую встречу, предрекали, что Клей даже не сможет уйти с ринга на своих ногах. Кое-кто высказывал опасения, что он может остаться инвалидом. «Думаю, трудно было бы уговорить Клея не драться сейчас с этим разъяренным монстром, — заявил боксер Роки Марчиано, — но я уверен, что после боя он станет вежливее разговаривать с Листоном». Некоторые опасения у экспертов вызывала свойственная Клею необычная манера ведения боя. Он не был типичным здоровяком-тяжеловесом, полагающимся на силу кулаков; во время боя он словно танцевал, приплясывал на месте с опущенными руками; удары он наносил рукой, а не бил всем корпусом; голова тоже была в постоянном движении, словно он не хотел подставлять под удар свою симпатичную физиономию. Он неохотно применял силовое давление, ему явно не нравился мордобой. Обычной для тяжеловесов мясорубке Клей предпочитал танец, он уворачивался, словно выступал в балете, а не в боксе. Он мелковат для своей весовой категории, ему недостает необходимых для боксера качеств, в первую очередь инстинкта убийцы — продолжала критиковать Клея пресса.

Во время взвешивания, проходившего наутро перед схваткой, все ожидали, что Клей примется за свое и начнет осыпать противника насмешками. Он превзошел всеобщие ожидания. Когда Листон сошел с весов, Клей вдруг закричал на него: «Эй, сосунок, это ты-то чемпион? Тебя обманули! Ты на чемпиона не тянешь… А я из тебя котлету сделаю!» Клей прыгал, кричал, при этом он трясся всем телом, голос его срывался, глаза вылезали из орбит. Он вел себя, как одержимый. Что это — он до такой степени боится предстоящего боя или и впрямь сошел с ума? Главное, что для Листона эта истерика стала последней соломинкой. Он сгорал от желания порвать Клея на куски и навсегда заткнуть рот этому типу.